Первые контакты Иоанна Кантакузина с тюрками
Значительная роль анатолийских тюрков в политической карьере, а также и в судьбе одного из наиболее талантливых и противоречивых государственных деятелей Византийской империи XIV века — Иоанна Кантакузина (1347–1354) не раз подчеркивалась в объемной научной литературе, посвященной данному историческому периоду[1]. Тем не менее, практически все эти исследования, в той или иной степени затрагивающие данную проблематику, касаются преимущественно того этапа жизни Кантакузина, когда он уже являлся значимой фигурой в византийском государстве, иными словами ограничиваются временным отрезком 1330-х – 1350-х гг.[2] В свою очередь, тот факт, как именно зарождались взаимоотношения Кантакузина с тюрками еще в самом начале его долгого пути к византийскому престолу, что повлияло на их дальнейшее развитие, когда и при каких обстоятельствах это происходило, остается не достаточно изученным*.
Обращаясь к данной проблеме, следует обратить внимание на то, что, к сожалению, помимо свидетельств самого Иоанна Кантакузина, которые он оставил на страницах собственной «Истории», мы располагаем весьма скудной информацией из других источников, когда речь заходит о контактах Кантакузина с тюрками в 1320-х гг.[3] Однако и его сочинение, которое казалось бы наполнено описанием всевозможных деталей происходящих событий[4], не дает нам на этот раз обилия фактического материала. Первая книга «Истории», повествующая о перипетиях гражданской войны в Византии между двумя Андрониками (1320–1328 гг.), лишь изредка затрагивает тюркскую проблематику. Даже простое упоминание именования Πέρσαι[5], единственный термин, которым Кантакузин пользуется для обозначения анатолийских тюрков, встречается в тексте лишь несколько раз[6]. Это обстоятельство отчасти объяснимо тем, что в 1320-е гг. взоры ромеев, и в первую очередь самого Иоанна Кантакузина были прикованы к гражданской войне двух Андроников, а владения империи в Малой Азии были брошены, по сути, на произвол судьбы.
Однако жители европейских территорий Византии также смогли ощутить присутствие анатолийских тюрков, причем самым неожиданным образом. Соперничество между дедом и внуком Андрониками, в конце концов, привело к использованию анатолийских тюрков во внутригосударственной борьбе за власть[7]. Впервые это произошло в 1322 г. и, несомненно, открыло новый этап во взаимоотношениях Византии и тюркских эмиратов в целом. С этого времени тюрки начинают принимать непосредственное участие во внутренних делах империи, а правящие круги ромеев воспринимают их как силу необходимую для достижения собственных целей, тем самым, определенно теряя чувство угрозы, которую влекли за собой подобные деяния. Иоанн Кантакузин из всех современников наиболее подробно осветил этот эпизод, который, исходя из известных фактов, стал для него первым личным знакомством с анатолийскими тюрками.
Примечательно, что уже практически в самом начале гражданской войны именно Андроник II решил усмирить своего внука с помощью иноземных наемников, которые до той поры никогда еще не вовлекались ромеями в подобного рода конфликты. Почему старый император, а не его молодой противник прибегнул к подобного рода решению, что побудило его пойти на подобный шаг? Скорее всего, причины следует искать в слабости его императорской власти, и невозможности набрать достаточно войск среди подвластных ему ромеев. Э. Вернер несомненно прав, когда пишет, что Андроник Старший в высшей степени нуждался в военной помощи, как для внутренне-, так и для внешне-политических целей, а получить ее он мог только за деньги[8]. Неудача с каталонцами, натянутые отношения с соседними славянскими и латинскими государственными образованиями, всё это подталкивало старого василевса обратиться за подмогой в иные земли, а именно на Восток, к тюркским бейликам. С другой стороны, ни Андроник Младший, ни Иоанн Кантакузин своими поступками не дают оснований подозревать, что они пытались или хотя бы желали в то время завязать какие-либо дружественные связи с тюрками.
Иоанн Кантакузин в этот период едва ли имел самостоятельные контакты с тюрками, был знаком лично с ними, или же обладал информацией о перипетиях и деталях деятельности тюрков в Анатолии. Это подтверждается, с одной стороны, весьма скудным числом упоминаний о тюрках в первой книге его исторического сочинения, а с другой — отсутствием в этих пассажах сколько-нибудь подробной информации о них. Нет упоминаний ни собственных имен, ни титулов тюрков, которые были бы знакомы в то время Кантакузину. Вероятно, для этого периода Андронику Младшему и его союзникам было проще искать сторонников среди латинян, а также среди ближайших соседей Ромейской державы на Балканах, нежели обращаться за подмогой к восточным народам[9].
Единственную «выгоду», если так можно выразиться, Андроник Младший и Иоанн Канткузин получили от них лишь косвенно, используя в своих целях военно-политические последствия действий тюрков. Никифор Григора сообщает в одном из пассажей, что заговорщики, снаряжая и обучая верные им войска для будущего противостояния с Андроником II и расставляя своих людей в различных городах для их охраны, «делали это, сперва возвестив о нападении, то ли приистрийских скифов, то ли неких морских воинств тюрков из Азии, чтобы они, скрытые завесой подобной молвы, оставались вне подозрений и вместе с тем удостоились похвалы у василевса за свою заботу и рвение»[10].
Таким образом, используя под благовидным предлогом угрозу тюркских набегов на империю[11], сторонники внука старого императора ничуть не пытались привлечь их на свою сторону. Даже, если бы Кантакузин и захотел умолчать о подобных действиях, но какие-то договоренности между тюрками и заговорщиками имели бы место на самом деле, Григора, который хорошо фиксировал в своем историческом труде не только факты, но и многочисленные слухи, не преминул бы, хотя бы вскользь, упомянуть об этом. Однако подобного рода замечаний там не обнаруживается. Вообще, для событий начала 1320-х гг. Григора упоминает использования анатолийских тюрков в качестве союзников ромеев лишь однажды – как раз в связи с упомянутым выше случаем первого применения воинского контингента анатолийских тюрков на стороне Андроника Старшего.
Нельзя узнать точно, когда из Константинополя было отправлено посольство к тюркам и как именно проходили переговоры. Кантакузин, судя по всему, не знал, да и, наверняка и не мог знать подробностей, поскольку Андроник II, несомненно, должен был действовать скрытно. Григора в свою очередь вскользь проронил фразу о том, что Андроник Старший рассчитывал, с одной стороны, собрать войско в Македонии, для чего отправил туда деспота Константина, с другой – на подмогу должен был выступить «отсюда (т.е. из Константинополя — С. П.) Сиргиан с тюркским войском и воинами-ромеями из Вифинии» (σύν γε Τουρκικῷ στρατῷ καὶ ὅσοι ἐκ Βιθυνίας Ῥωμαίων ὁπλῖται)[12]. Таким образом, можно было бы предположить, что именно Сиргиан, назначенный василевсом командующим объединенным тюркско-ромейским войском, имел какое-то отношение к переговорам с тюрками. Возможно, он лично участвовал в их проведении и даже совершал поездки в Малую Азию.
Вероятно, немаловажным обстоятельством при выборе подходящей кандидатуры для данного задания оказалось и его тюркское происхождение[13]. Известен также, еще один интересный факт из молодости Сиргиана, о котором сообщает только Иоанн Кантакузин. В одной из своих речей, он упоминает, что еще в юношеском возрасте они вместе проходили обучение воинскому ремеслу под надзором их дяди Синахерима Ангела (Σεναχηρεὶμ ῎Αγγελος)[14]. В это же время Кантакузин и Сиргиан впервые скрестили мечи в настоящей схватки с некими «персами». Тем самым наш автор подчеркивает, что первое боевое крещение его самого и его тогдашнего друга состоялось в сражении ни с кем иным, как с анатолийскими тюрками[15]. Возвращаясь, тем не менее, к 1322 г., остается только сожалеть, что не удается узнать никаких дополнительных сведений о тех событиях. Григора, не упоминает больше никаких конкретных деталей, но, едва ли можно сомневаться в том, что верность этих тюрков была приобретена никак иначе кроме как за деньги.
Иоанн Кантакузин также ничего не добавляет по этому поводу. Зато он довольно подробно распространяется о ходе сражения, произошедшего между Андроником Младшим и объединенными силами ромеев и тюрков, приблизительно, летом (скорее всего в июле) 1322 г., являясь, конечно же, его непосредственным участником[16]. Вот как он пишет об этом: «к василевсу пришло известие из Селимврии, что персидское войско идет с востока на помощь его деду василевсу, и вместе с войском из Византия, вот-вот должно выступить против него. Когда он узнал об этом, то удивился, что позвали в качестве союзников против соплеменников враждебных персов, сам же с неудержимой ревностью поспешно выдвинулся из Дидимотики, направился прямо к надвигающемуся войску, чтобы сразиться, как только доведется с ним встретиться. На третий день войско из Византия вместе с персами и молодой василевс столкнулись между Цурулом[17] и Селимврией. Персы и ромеи из Византия понимая, что не смогут противостоять в схватке лицом к лицу с войском василевса, видя, что еще не находятся в боевом порядке и не подошли на близкое расстояние [к противнику], но находятся вдали [от него], всеми силами обратились в бегство, персы в свою сторону, а ромеи – в свою. Василевс же, видя отступающих, и сам разделив войско на две части, приказал преследовать [их]. Погоня продолжалась так, что преследователи не добились своей цели, (ибо отступающие были недосягаемы), одни захватив в плен трех персов, другие — пять ромеев, повернули назад, а прочим удалось спастись. Однако многие лошади, поскольку не могли следовать за войском, неся на себе и военное снаряжение, и большое число прислуги, были захвачены»[18]. Тем самым, после этого сокрушительного поражения, тюркским наемникам ничего не оставалось делать, как вернуться в Константинополь. Хотя, как замечает Кантакузин, старый император не хотел отпускать их обратно в Малую Азии, они своей настойчивостью убедили пойти им на уступки и предоставить необходимые суда для переправы[19].
Итак, первый опыт привлечения анатолийских тюрков в качестве военных союзников оказался весьма неуспешным для Андроника II, зато его внук и Иоанн Кантакузин не упустили возможности еще раз проявить свою воинскую доблесть. Хотя византийские источники и не дают точного определения, откуда именно прибыли эти тюрки и к какому эмирату они принадлежали, замечание Кантакузина о том, как они просили у василевса корабли, позволяет сделать предположение, что, с большой вероятностью, они были османами. Поскольку уже У. В. Бош отметила, что из приморских эмиратов только османы не владели собственным флотом в начале 1320-х гг.[20] Однако не стоит забывать, что, если эти тюрки были просто наемнической компанией и не были связаны с каким-либо конкретным эмиратом, то они также могли не иметь собственных кораблей. Единственный свидетель сражения, который оставил записи о нем, — Иоанн Кантакузин на тот момент мог вообще не разбираться в различиях между тюркскими бейликами Малой Азии. Кроме того, Кантакузин упоминает только те события, связанные с тюрками, которые ему лично довелось лицезреть, и либо пропускает, либо пишет весьма лаконично о тех, даже весьма важных происшествиях, произошедших на восточных границах.
Пока в Балканских землях ромеев бушевала гражданская война, азиатские владения Византии в течение 1320-х гг. продолжали претерпевать все новые и новые бедствия. Наиболее значимым событием этого периода стала многолетняя осада Филадельфии, начавшаяся, судя по всему либо в июле 1322 г., как считает Я. Л. ван Дитен[21], либо же в конце 1322 г., как полагает П. Шрайнер[22]. В любом случае, город, в течение несколько лет находился в затруднительном положении из-за враждебных действий тюрков Айдына и Гермияна, отрезавших столь важный византийский центр от остального мира и ставших причиной возникшего голода[23]. Удивительно, но Кантакузин ничего не сообщает об этом событии, хотя он не мог о нем не знать. Вероятно, в данном случае, до сих пор остаются весомыми аргументы В. Паризо, который еще в середине XIX в., заявил, что в знании Кантакузина о Малой Азии всегда присутствует некая неопределенность[24].
В отличие от него, Никифор Григора достаточно подробно останавливается на этих событиях[25]. Он также замечает, что Филадельфия была уже обречена попасть в руки тюрков, если бы не Алексей Филантропин, посланный василевсом на помощь городу в начале 1324 г.[26] Хотя Филантропин не был снабжен ни деньгами, ни войском, как замечает Григора, он смог освободить город от осады[27].
Другим печальным для ромеев событием стало завоевание османами Прусы 6 апреля 1326 г.[28] Главные византийские исторические сочинения не останавливаются на этом подробно, хотя можно предположить, что столь значимое событие должно было повлиять на умы многих представителей византийского общества, ведь неспроста падение города упоминается, по крайней мере, в семи различных малых хрониках, опубликованных П. Шрайнером[29]. Иоанн Кантакузин упомянул о падении Прусы, но сделал он это в весьма риторичной форме, помещая известие об этом в послании Андроника Младшего к своему деду (конец 1327 г.). В нем молодой император прямо упрекает старого василевса за то, что тот позволил случиться данной трагедии: «Ибо ты знаешь, как Пруса была осаждена персами, и вот-вот уже казалось, что она будет захвачена в виду того, что продовольствие полностью иссякло, и сам я, узнав об этом, непрошеным гостем прибыл в Византий, просил и советовал оказать осажденным всевозможную поддержку. Она состояла бы в том, что я вместе с войском переправился на кораблях в Триклию, ведь она расположена недалеко от Прусы, и, насколько было в моих силах, вступил бы в схватку с варварами и доставил бы съестные припасы жителям Прусы. Когда это бы случилось, то появилась бы у них надежда выдерживать осаду долгое время: ибо весь город был сильно укреплен. Вот так я проявил заботу, лично готов был рискнуть оказать помощь жителям Прусы, но поскольку ты не разрешил, я против своей воли остался: это послужило главной причиной того, что Пруса, осажденная варварами, была захвачена»[30]. Из этого отрывка видно, что Кантакузина больше интересует возможность упрекнуть Андроника II в его проступках, нежели сообщить какие-то подробности о реальных действиях тюрков, упоминая их лишь в качестве захватчиков.
Григора еще более скупо пишет о том, как «в это же время, поскольку восточные [владения] были оставлены без внимания, многие города и деревни Вифинии оказались под властью тюрков. Был взят и город Пруса, изнуренный голодом»[31]. Если Кантакузин использует данное событие в качестве доказательства нерадивости Андроника Старшего, с одной стороны, и показателя заботы и рачения над государством его внука, с другой, то Григора без пышных риторических приемов подмечает лишь отсутствие «присмотра» над азиатскими землями империи. Однако оба автора явно мало осведомлены о перипетиях борьбы османов с защитниками города, им лишь известно, что послужило главной причиной сдачи Прусы — сильный голод, который часто оказывался виновником потери большинства восточных твердынь Ромейской державы в то время.
Еще одним немаловажным событием византийско-тюркских отношений, которое никак не отражено в сочинениях Кантакузина, стало падение еще одного византийского оплота в Малой Азии. В мае 1327 г. (6835, 10 индикта), как сообщает одна из Малых хроник[32], в ночь с 12 на 13 мая произошло сильное землетрясение, в результате которого на следующий день тюрки захватили крепость Лопадий, располагавшуюся в 20 км от побережья Мраморного моря на реке Риндак[33]. Примечательно, что автор этого краткого сообщения, называет завоевателей не этнонимом τοῦρκοι или πέρσαι, но употребляет именование μουσουλμάνοι. Однако очевидно, что он имел в виду, судя по географическому положению города, именно тюрков-османов, которые уже захватили к этому времени соседнюю Пруссу[34].
Если Кантакузин не был сведущ или просто не хотел писать подробно о судьбах ромейских малоазийских владений, то он без сомнения хорошо знал о событиях, происходящих в его ближайшем окружении. Так, по его свидетельству, в конце 1326 г., спустя буквально несколько дней после бракосочетания с Анной Савойской, Андроник Младший неожиданно столкнулся по пути в Дидимотику с отрядом тюрков. Происшествие, видимо, было весьма необычным, поскольку не только Кантакузин, но и Григора, пусть и не так подробно, как ближайший соратник молодого императора, но все же затронул этот эпизод в своем сочинении. Кантакузин сообщает, как во время неспешного путешествия в местности под названием Великий Кариан, возле горы Липик (ἐν χωρίῳ Μεγάλην προσαγορευομένῳ Καρύαν, κατὰ τὸ τοῦ Λίπηκος λεγόμενον ὄρος)[35], пока они занимались охотой, до них дошли известия о том, что анатолийские тюрки (πέρσαι) грабят соседние земли. Несмотря на принятые меры предосторожности, охрана молодого василевса не смогла заранее увидеть их приближения, но и сами тюрки не ожидали этой встречи. Противники столкнулись в рукопашной схватке[36]. Кантакузин не сообщает о числе врагов, Григора же пишет, что их было 70 человек[37]. В итоге все враги были убиты ромеями, Кантакузин и Андроник проявили немало мужества в пылу сражения, однако, последний был ранен стрелой в ногу, из-за чего долго болел[38]. Кантакузин и в дальнейшем повествовании вспоминает эту травму, которая не давала покоя Андронику, по его словам, в течение четырнадцати месяцев. Выздоровление, по словам нашего автора, наступило чудесным образом и только благодаря заступничеству святого Димитрия, место упокоения которого Андроник посетил, пребывая в Фессалонике год спустя[39].
Таким образом, на протяжении 1320–1328 гг. основные силы и чаяния представителей правящих кругов византийского общества были направлены отнюдь не на урегулирование ситуации на восточных границах империи, но на борьбу за власть между внуком и дедом Андрониками. Как у Кантакузина, так и у Григоры нет четких свидетельств о том, что в годы гражданской войны константинопольское правительство предпринимало какие-либо серьезные военные экспедиции в Малую Азию для отвоевания потерянных территорий. Наоборот, источники говорят о том, как восточные земли были оставлены на произвол судьбы, и, видимо, до столицы доходили лишь скупые и неполные сведения о происходящих там событиях.
Хотелось бы также обратить особое внимание на весьма любопытную информацию, которую удалось отыскать в письмах малоизвестного ромейского писателя и ритора Феодора Хиртакина (Ὑρτακηνὸς Θεόδωρος[40]). Два его письма[41], отправленные, судя по их заглавию, к великому доместику Кантакузину, представляют собой, по сути, энкомий деяниям последнего. Принципиально новым в словах Хиртакина является то, что он пишет о походе Иоанна Кантакузина в Малую Азию и о его ошеломляющей победе над тюрками: «после того, как великий доместик, помолился Богу, и переправившись через Геллеспонт, попрал Азию, обнажив клинок, одних персов он победил в битве, других же, обратив в бегство, поработил; и [он] предоставил мне серьезные основания для хвалебных речей и слов, [чтобы] поведать о том, как сразившись против Перса Ксеркса, сулил сделать Персию рабыней василевсов (ἀπειλῶν δοῦλην τὴν Περσίδα παραστήσειν τοῖς βασιλεῦσι), и заставить Великую Азию служить Малой Европе»[42]. Загадкой является то, что ни в сочинениях самого Кантакузина и ни в «Истории» Григоры нет никаких сведений о том, чтобы Кантакузин отправлялся в Малую Азию и там одержал крупную победу над тюрками. Хотя точно датировать эти письма не представляется возможным, но их написание следует относить к временному промежутку с 1325 по 1327 г. Именно в этот период Андроник Старший и Андроник Младший правили совместно, что отражено в тексте писем словами τοῖς βασιλεῦσι[43]. Единственное известное нам военное столкновение Кантакузина с тюрками в данный период можно соотнести только со сражением конца 1326 г., когда относительно недалеко от берегов Мраморного моря Андроник Младший в сопровождении своих людей неожиданно столкнулся с тюрками и был ранен в ногу. Однако Феодор Хиртакин дает четко понять, что события происходили не в Европе, а в Азии. Тем самым, этот автор позволяет строить предположения о каком-то новом, неизвестном столкновении Иоанна Кантакузина с анатолийскими тюрками, произошедшем где-то на Востоке. Поскольку сам Кантакузин, который обычно любил похвастаться своими успехами и победами, ничего об этом не сообщает, то свидетельство Хиртакина вызывает множество вопросов. Возможно, он знал о каком-то, не упомянутом другими источниками успешном сражении великого доместика в Малой Азии. Однако остается загадкой, почему сам Кантакузин умолчал о нем, не дав даже малейшего намека. Также кажется весьма странным, чтобы в связи с той напряженной политической обстановкой в империи, царившей во время гражданской войны, ромеи могли провести подобного рода кампанию и одержать крупную победу на Востоке. Как бы то ни было, сочинения Феодора Хиртокина касательно этого вопроса требуют дальнейшего изучения.
Итак, рассмотрев известные события византийско-тюркских отношений 1320-1328 гг., можно прийти к выводу, что Иоанн Кантакузин в этот период своей жизни только начинал знакомиться с анатолийскими тюрками и эти первые контакты были отнюдь не дружественными. Во всех эпизодах ему приходилось только сражаться с ними, и нет никаких намеков на мирные встречи или переговоры с целью заручиться их поддержкой. Наверняка, тогда он еще не принимал в расчет, что от подобного рода союза можно извлечь существенную выгоду. Главным образом, на это влияла политика Андроника Младшего, который для победы в гражданской войне предпочитал искать союзников среди других иноземных народов, но никак не тюрков. Только после его восшествия на престол в 1328 г., новому правителю пришлось лицом к лицу столкнуться с тюркской угрозой на восточных границах империи. Именно тогда и Кантакузин, являясь правой рукой нового василевса, начал активно знакомиться со своими будущими друзьями и союзниками среди анатолийских тюрков и, возможно, изучать их язык, на котором он мог впоследствии изъясняться и сам[44]. Однако все это требует уже отдельного исследования.
[1] Историография вопроса включает в себя не только специализированные работы, посвященные лично Иоанну Кантакузину, но и более общие исследования, в которых в той или иной степени затрагиваются византийско-тюркские связи в первой половине–середине XIV столетия: Parisot V. Cantacuzène homme d’état et historien. Paris, 1845; Флоринский Т.Д. Южные славяне и Византия во второй четверти XIV в. Вып. 1–2. СПб., 1882; Nicol D.M. The Reluctant Emperor. A Biography of John Cantacuzene, Byzantine Emperor and Monk, c. 1295–1383. Cambridge, 1996; Nicol D.M. The Last Centuries of Byzantium, 1261–1453. 2nd edition. Cambridge, 1993. P. 93–250; Nicol D.M. The Byzantine Family of Kantakouzenos. Washington, 1968. P. 35–103; Werner E. Die Geburt einer Grossmacht — Die Osmanen. Ein Beitrag zur Genesis des türkischen Feudalismus. Wien, 1966. S. 94–150; Weiss G. Joannes Kantakuzenos — Aristokrat, Staatsmann, Kaiser und Mönch – in der Gesellschaftsentwicklung von Byzanz im 14. Jahrhundert. Wiesbaden, 1969; Bosch U.V. Andronikos III Palaiologos: Versuch einer Darstellung der byzantinischen Geschichte in den Jahren. 1321–1341. Amsterdam, 1965; Matschke Κ.-Ρ. Fortschritt und Reaktion in Byzanz im 14. Jahrhundert. Konstantinopel in der Burgerkriegsperiode von 1341 bis 1354. Berlin, 1971; Todt K.-P. Kaiser Johannes VI Kantakuzenos und der Islam. Politische Realität und theologische Polemik im palaiologenzeitlichen Byzanz. Würzburg & Altenberge, 1991; Bartusis M. The Late Byzantine Army: Arms and Society, 1204–1453. Philadelphia, 1992.
[2] См. специализированные статьи по этому вопросу: Werner E. Johannes Kantakuzenos, Umur Paşa und Orhan // BS. 1965. T. 26. S. 255–276; Gill J. John VI Cantacuzenus and the Turks // Βυζαντινά. 1985. Τ. 13. P. 55–76; Bryer A. Greek Historians on the Turks: the Case of the First Byzantine-Ottoman Marriage // The Writing of History in the Middle Ages. Essays presented to R.W. Southern / Ed. R. Davis, J. Wallace-Hadrill. Oxford, 1981. P. 471–493.
* Исследование подготовлено в рамках работы по проекту «Причерноморье и Средиземноморский мир в системе отношений Руси, Востока и Запада в Средние века», поддержанному Российским научным фондом (соглашение № 14–28–00213 от 15 августа 2014 г. между Российским научным фондом и МГУ имени М.В. Ломоносова).
[3] См., например: Nicephori Gregorae Byzantina historia / Cura L. Schopeni. Bonnae, 1829. Vol. 1. P. 302, 351, 354, 384. (далее: Greg.).
[4] Ioannis Cantacuzeni eximperatoris Historiarum libri IV/ Cura L. Schopeni. Bonnae, 1828. Vol. 1. (далее: Cant.).
[5] Шукуров Р.М. Земли и племена: византийская классификация тюрок // ВВ. 2010. Т. 69 (94). С. 152–156; Shukurov R. The Byzantine classification of the Turks: Archaization or academic traditionalism? // Philopation: Spaziergang im kaiserlichen Garten: Schriften über Byzanz und seine Nachbarn, Festschrift für Arne Effenberger zum 70 Geburtstag / Ed. N. Asutay-Effenberger. Regensburg, 2013. P. 288–291; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Leiden, 1983. Bd. 2. S. 252–254.
[6] Cant. I. Vol. 1. P. 13.11, 83.12, 151–152, 206, 220.3, 270.17.
[7] Шукуров Р. М. Тюрки в Византийском мире в XIII–XV вв.: диссертация... доктора исторических наук: 07.00.03. Москва, 2011. С. 261.
[8] Werner E. Die Geburt einer Grossmacht – Die Osmanen. S. 118.
[9] Так, например, известно, как уже в начале борьбы за власть Андроника Младшего против своего деда среди ближайших сторонников были генуэзцы, представители знатных семей, имена которых хорошо известны Кантакузину: Cant. I.12. Vol. 1. P. 60.11-16; Kyrris C.P. John Cantacuzenus and the Genoese 1321–1348 // Miscellanea storica ligure III. Milano, 1963. P. 13–15; Bosch U.V. Andronikos III Palaiologos… S. 16; Laiou A. Constantinople and the Latins. The Foreign Policy of Andronicus II, 1282–1328. Cambridge, Mass., 1972. P. 264. Об участии куманов и знакомстве с ними Андроника Младшего и Иоанна Кантакузина см.: Vásáry I. Cumans and Tatars. Oriental Military in the Pre-Ottoman Balkans, 1185–1365. Cambridge, 2005. P. 120–123.
[10] Greg. VIII.4. Vol. 1. P. 302.17.
[11] О морских набегах тюркских флотилий, вышедших из портов Малой Азии, а также о многочисленных причиненных ими бедствиях в это время пишет и сам Григора: Greg. VIII.10. P. 351.7. См. об этом также: Zachariadou E. Trade and Crusade. Venetian Crete and the Emirates of Menteshe and Aydin (1300–1415). Venice, 1983. P. 13–16; İnalcık H. The Rise of the Turkoman Maritime Principalities in Anatolia, Byzantium, and Crusades // İnalcık H. The Middle East and the Balkans Under the Ottoman Empire: Essays on Economy and Society. Bloomington, 1993. P. 313–314; Fleet K. Early Turkish Naval Activities // Oriente Moderno. 2001. Vol. 20 (81), № 1. P. 129–130.
[12] Greg. VIII.11. Vol. 1. P. 354.7.
[13] В научной литературе не сложилось бесспорного и однозначного мнения по поводу этнической принадлежности предков упомянутого Сиргиана Палеолога Филантропина Комнина (PLP № 27167). Первый исследователь, отдельно изучавший этот вопрос, Ст. Бинон склонялся к монгольскому происхождению отца этого Сиргиана, который в середине XIV в. под именем Сичиган (Συτζιγάν, PLP № 27233) перешел на службу к никейскому императору Иоанну III Дуке Ватацу и после крещения стал называться так же Сиргианом: Binon St. A propos d’un prostagma inedit d’Andronic III Paleologue // BZ. 1938. Bd. 38. P. 138. Такие ученые, как Г. Острогорский, Дь. Моравчик и Р. Гийан, тем не менее, были склонны считать Сиргиана потомком не монголов, а половцев: Ostrogorsky G. History of the Byzantine State. New Brunswick, 1957. P. 445, n. 1; Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. 2. S. 294; Guilland R. Recherches sur les institutions byzantines. Berlin; Amsterdam, 1967. P. 247. Хотя в дальнейшем Д. Никол без каких-то дополнений повторил позицию Ст. Бинона (Nicol D.M. The Reluctant Emperor… P. 19.), И. Важари, подробно остановившийся на данной проблеме, полностью отвергает монгольское происхождение Сиргиана в пользу тюркского: Vásáry I. Cumans and Tatars… P. 67–68. По его мнению, греческое имя Συτζιγάν происходит от половецко-тюркского Sïčğan, что значит «мышь». Кроме того, И. Важари считает этого Сичигана-Сиргиана не отцом, как полагало большинство исследователей, а дедом Сиргиана Палеолога Филантропина Комнина (Ibid. 120–121.).
[14] PLP № 25146; Weiss G. Joannes Kantakuzenos… S. 23–24.
[15] Cant. II.4. Vol. 1. P. 334.5–10.
[16] Dölger Fr. Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches von 565-1453. T. 4. München, 1960. S. 127–128, № 2669, 2670, 2671. Исходя из этой датировки можно заключить, что договоренности между Константинополем и тюрками были достигнуты самое позднее в мае/ июне того же года.
[17] Τζουρουλός – фракийский город, упомянутый во многих византийских текстах. Совр. название — Чорлу (тур. Çorlu). См.: Dictionary of Greek and Roman Geography / Ed. W. Smith. Vol II. London, 1872. P. 1252.
[18] Cant. I.31. Vol. 1. P. 151.4–26.
[19] Cant. I.31. Vol. 1. P. 152.2–11.
[20] Bosch U.V. Kaiser Andronikos III Palaiologos… S. 32.
[21] Nikephoros Gregoras. Rhomäische Geschichte. Historia Rhomaïke / Übersetzt und erläutert von Jan-Loius Van Dieten. Zweiter Teil (Kapitel VIII–XI). I. Halbband. Stuttgart, 1979. Anm. 137, S. 173.
[22] Schreiner P. Zur Geschichte Philadelpheias im 14. Jahrhundert (1293–1390) // OCP. Vol. 35. 1969. S. 391.
[23] Greg. VIII.12. Vol. 1. P. 361.10–13; Ahrweiler H. La région de Philadelphie, au XIVe siècle (1290-1390), dernier bastion de l’hellénisme en Asie Mineure // Comptes rendus des séances de l’Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. 1983. 127e année, N. 1. P. 188.
[24] Parisot V. Cantacuzène, homme d’état et historien. P. 16.
[25] Другим важным греческим источником по этой проблеме является опубликованная П. Шрайнером небольшая заметка из ватиканской рукописи Cod. Vat. Gr. 338. Schreiner P. Zur Geschichte Philadelpheias. S. 389–390.
[26] Greg. VIII.12. Vol. 1. P. 361.15–18. Nikephoros Gregoras. Rhomäische Geschichte. Historia Rhomaïke / Übersetzt und erläutert von Jan-Loius Van Dieten. Zweiter Teil (Kapitel VIII–XI). I. Halbband. Anm. 137, S. 172.
[27] Greg. VIII.12. Vol. 1. P. 361.23–362.11. Подробнее о проблемах истории Филадельфии XIV в. см.: Philadelphie et autres études / Éd. H. Ahrweiler. Paris, 1984.
[28] Schreiner P. Die byzantinischen Kleinchroniken. Bd. 1–3. Wien, 1975–1979. Bd. II. S. 231.
[29] Ibid. Bd. I.: Chr. 7/6, 8/16, 37/4, 38/1, 70/5, 72/1, 73/10.
[30] Cant. I.45. Vol. 1. P. 220.3–17.
[31] Greg. VIII.15. Vol. 1. P. 384.12.
[32] Schreiner P. Die Byzantinischen Kleinchroniken Bd. I. S. 78.
[33] Ramsay W.M. The Historical Geography of Asia Minor. London, 1890. P. 160.
[34] Nicol D.M. The Last Centuries of Byzantium… P. 145; Imber C. The Ottoman Empire, 1300-1650: The Structure of Power. Basingstoke; New York, 2002. P. 9. Примечательно, что другие источники, практически ничего не сообщают об этом событии, хотя Григора упоминает о случившемся приблизительно в это же время землетрясении в Малой Азии: Greg. IX.14. P. 460.9. Детальный разбор пассажа и его датировки см.: Loenertz R.-J. La chronique brève de 1352 // OCP 30. P. 353–355.
[35] Cant. I.42. Vol. 1. P. 206.5–6. По всей вероятности, речь идет о территории, располагавшейся в непосредственной близости от Херсонеса Фракийского. Топоним Μεγάλη Καρύα достаточно редкий, однако, упомянут также в «Истории» Дуки в связи с описанием событий 1421 г. (Ducas. Historia Turco-Byzantina (1341–1462) / Ed. V. Grecu. Bucureşti, 1958. P. 187.14.)
[36] Cant. I.42. Vol. 1. P. 206.20–207.2.
[37] Greg. VIII.15. Vol. 1. P. 384.4. В свою очередь, Никифор Григора пишет, что тюрки оказались на Балканах совершенно случайно, их выбросило на берег в результате кораблекрушения. В описании этого пассажа, в отличие от Иоанна Кантакузина, данный автор проявляет достаточное сочувствие к этим людям, подчеркивая проявленную ими храбрость в битве.
[38] Cant. I.42. Vol. 1. P. 207.4.–20. Как пишет Иоанн Кантакузин, он и сам оказался в тяжелом положении, окруженный врагами, и лишь чудом смог спастись без ранений.
[39] Cant. I.53. Vol. 1. P. 270.17.
[40] PLP № 29507. См. о нем: Constantinides C.N. Higher Education in Byzantium in the Thirteenth and Early Fourteenth Centuries (1204 – ca. 1310). Nicosia, 1982. P. 93–95; Beck H.-G. Kirche und theologische Literatur im byzantinischen Reich. München, 1959. S. 691; Karpozilos A. The Correspondence of Theodoros Hyrtakenos // JÖB. 1990. Bd. 40. P. 275–294; Hernández de la Fuente D. Nonnus and Theodore Hyrtakenos // GRBS. 2003. Vol. 43/4. P. 397–407.
[41] Notices et extraits des manuscrits de la Bibliothèque Nationale et autres bibliothèques. T. VI. / Ed. F. J. G. La Porte-du Theil. Paris, 1800. P. 17–20. (№ 54; 55.).
[42] Ibid. P. 18.16–22. Рассуждения, схожие с этими, присутствует также и во втором письме: Ibid. P. 19.30–20.10.
[43] Nicol D. The byzantine family… P. 37. n. 5; Nicol D.M. The Reluctant Emperor… P. 139.
[44] Cant. IV.10. Vol. 3. P. 66.6.
(c) 2016 Исторические Исследования
Это произведение доступно по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivatives» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 4.0 Всемирная.
 | ISSN: 2410-4671 Свидетельство о регистрации СМИ: Эл № ФС77-55611 от 9 октября 2013 г. |